Мы сидели перед небольшим костерком, я, как и вся наша троица кутался в видавшие виды армейское одеяло. Оно сильно прохудилось, и в нем было столько дыр, что если бы бросить на него горсть бобов, то ни один бы не удержался – юркнули в бреши, что твоя форель в ручье. Да, сэр. Даже о бобах приходилось теперь только мечтать, а не то что о форели, хе-хе, уже как пятый день мы не видели ни одной лавки или поместья, где смогли бы сменять провианта, а последнюю лошадь мы съели еще три дня назад.

Северный край суров и люди в нем селятся далеко друг от друга, надеясь на свои силы. Слава Богу, хоть воды было вдоволь, мы топили снег и пили отвар из каких – то прошлогодних ягод и иголочек, которые собирал для нас Рой. Если бы не он, мы точно подохли бы еще на подступах к Канаде. Только благодаря ему у нас не отмерзли ноги, он умудрился раздобыть драную шкуру медведя и порезать ее на некое подобие сапог. Он вырос рядом с этими краями и знавал местный климат, а еще пару троп, по которым ни эти паршивые янки и тем более конфедераты не могли нас нагнать. Да, мы здорово скостим путь, но платили мы за это пустым брюхом и дьявольски холодными ночами. Хе-хе, кто говорит, что в аду бушует пламя, тот сильно ошибается, да сэр, на самом деле в аду чертовски холодно…Холодно. Я заворочался, что бы натянуть одеяло повыше и хоть как-то сохранить тепло и согреться, совсем недавно меня сменил Сэм, и я хотел хоть немного поспать.

…Мне снова снилась эта бойня при Фредериксберге. Почти каждую ночь я оказывался на этом чертовом поле. Поле сочнейшей изумрудной травы, резко переходило в приличный холм, практически гору. Прекрасное место что бы построить ранчо, и клянусь Богом, большая часть наших парней думала о том же. А вот о чем думал наш командир, когда повел отряд аккурат в гору, да еще и без разведки, идиот.… Наш прославленный главнокомандующий – Эмброуз Эверетт Бернсайд, любимчик «Честного Эйба», мать его.
Высоты Мэри были основательно подготовлены к осаде, опять наше упущение. Мы опережали южан почти на два дня, но задержавшись для переправы, потеряли все преимущество. После тяжелой переправы нас сразу бросили в атаку. Добрая часть пороха отсырела, позиция была отвратительной, наши войска несли потери уже на подступах к Высотам. Холм преграждала каменная стена, и мы не могли приблизиться даже для толкового выстрела, что говорить про гренадеров, которых просто бросили под прицельный винтовочный огонь в отчаянной попытке проделать в стене брешь. «Энфилды» и «Шарпсы» южан косили наши ряды, словно жнецы адовы. После бесплодных попыток, продолжавшихся почти сутки, мы отступили, оставив позиции, каждый фут которых щедро оплачен нашей кровью. Дав небольшой отдых войскам, необходимый только для перегруппировки и пополнения дивизии из резервов нас снова бросили в атаку. Катастрофическая нехватка пороха в нескольких полках привела к самоубийственной штыковой атаке. Южане били по нам с пятидесяти ярдов. Офицерские «Ле Ма» собирали свою кровавый урожай, крупнокалиберный револьвер наносил тяжелые увечья, а выстрел картечью из центрального ствола срезал людей, словно серп спелые колосья. Я не выдержал. В какой – то момент я понял, что уже не увижу свой дом и Дженни, и маленького Мэтью, если буду продолжать это безумие. Отдав загодя оговоренный приказ своему отделению: рассеяться и отступать по одному, я развернул коня и задал ему шпор.

Мы встретились уже далеко за городом. Наш сильно поредевший полк насчитывал теперь всего около двадцати рейнджеров из почти трех сотен. Что я скажу их матерям и женам? Прождав около часа, мы не дождались еще двоих.

Творить значит убивать смерть